Форум » Королевские сады » Окраина сада » Ответить
Окраина сада
Wind of Underland: [quote]Дубы, тутовые деревья и огромные грибы. Излюбленное место медитации Абсолема. [/quote]
Ответов - 3
Alice: Алиса звала это место по коридором-вечно-падающих-вещей. Или даже Коридором-вечно-падающих-вещей. Что с того, что нора вертикальная? Если в поместье Эскотов коридоры строго горизонтальны, это не значит, что таково вселенское свойство коридоров. Это ничего не значит. Как же чудесно повторять: ничего! Как чудесно видеть место дважды в жизни и все равно звать по имени, ощущая свое право на это. Как чудесно возвращаться. Страшно, жестоко и чудесно. Локоны и кончики пальцев цеплялись за уголки карт, острые кончики корней, какие-то фарфоровые загогулины, цеплялись и соскальзывали. Алиса не хваталась за них специально, но не всегда успевала уворачиваться – не давала себе труд успевать. В ушах смешивался с лихим свистом воздуха собственный крик из воспоминаний, детских и совсем еще недавних, с разной высотой и одинаковыми акцентами. Сейчас в эхе прошлых чувств и смятении настоящих Алиса только тихонько смеялась, даже не пытаясь дышать ровнее и размышлять яснее. Она спешила со всей силой тяготения туда, где это не нужно. «Не нужно! Не нужно больше! Свободна! Cвободнасвободнасвободна! Я даже думаю, совсем как Шляпник. И откуда я это знаю? Хотя, я ведь почти уже там, а там я всегда всё знаю, даже если думаю, что не знаю, или, тем более, знаю, что не знаю». Подумать только, как больно ударяться локтем о диваны, о, коварные создания, а с виду такие… диваны. Ну и ладно, зато всё это правда. Всё по-настоящему. Алиса не знала, сколько это длилось – головокружительный полет, такой, что забываешь о том, что летишь вниз, а потому действительно летишь, а вовсе не падаешь, что хватаешь воздух ртом и выдыхаешь бесшумно, потому что говорить нечего и некому, и от этого хорошо, что ты одна и всё вокруг твоё, всё вокруг ты, и это безусловно, абсолютно безумно… Мысли о безумии рано или поздно приводили Алису к одному и тому же сновидению. - Мне страшно, Алиса. Я сошел с ума? – обреченный срывающийся шёпот знающего ответ на заданный вопрос, не ждущего утешения, не способного принять ложь. Персональное отчаяние в зеленых глазах, нерадостных, как листва на подстриженных кустах. - Боюсь, что да. Но открою тебе один секрет. Безумцы всех умней, – он испуганно вздрагивает от прикосновения, а потом вдруг улыбается – сначала робко, а потом как-то грустно, незабываемо. Глупый, ей вовсе его не жалко. И не всё равно. Для неё всё это правильно. Именно так, как нужно. В этот миг полёт стал падением, а с губ Алисы слетела улыбка. Странный сон, билет в чудесное там, как же можно было забыть. Он отчего-то был не радостным, совсем не… Не вернется… Не вернется … Алиса… С силой смеженные ресницы, так беспомощно, не по-взрослому – слышать не хочу, не буду, не буду, обязан, а не стану. Усталость от самообмана не по-доброму безумной разрушительной волной глубоко внутри. Как бороться с этим? Немая просьбы в изгибе губ – пусть это будет не так. Пусть мне не нужно будет считаться с непереносимой реальностью. Это невозможно. Но пусть. Пожалуйста. Алиса знала это чувство, оно грызло её заходящееся в бешенном ритме сердце каждый раз, как ей случалось убегать с места принятия ответственного решения. Такая глупая слабость. Хэмиш, высокомерно фыркнув, заявил бы, что для барышни это совершенно нормальная, женственная черта. Но Алиса ответила бы ему спокойно и серьезно – для барышни возможно, но она, Алиса Кингсли, не барышня, а Бравный Воин, у неё все по-другому. И вот теперь Алисе стало страшно, как-то совершенно вдруг и полностью. Что ждет её внизу? Зачем они звали? Глупо, наверное, спрашивать так о собственном сне, но это ведь действительно важно и… Бам. И срочно. Алиса успела выставить вперед локти и не увидела под собой пола – неизвестно откуда берущийся подразумеваемый свет Комнаты Дверей заслонили от глаз растрепавшиеся волосы. Поморщившись от боли в коленях и локтях, она поднялась на ноги. В круглой комнате всё с виду было, как прежде: та же отстающая от стен драпировка, тот же столик, тот же флакон, те же двери и все заперты. Ключик… да, ключик же. На стеклянном столике. Что значат разбитые коленки в сравнении с тревожной мыслью «ждут, они ждут меня»? И тем не менее тонкие пальцы не дрожали, сжимая фигурное стекло, хотя сердце и стучало, как от будущего бега. Выглядывать Алиса не стала и без удара об потолок решила обойтись, она спешила в свою персональную неизвестность. Ключ приятно холодил кулак. Уменьшунка наждачной бумагой обожгла горло. Круглые стены возвышались, раздвигались, рябили в попытках закружиться. Шелк ночной рубашки потяжелел и пошел морскими волнами над головой, мешая дышать. Алиса выбралась из-под складок ткани и, спрятав в карман условной драпировки кусок растибулки, благодарно улыбнулась далекому потолку и бросилась со всех ног к двери. Ключ подошел к замочной скважине самой маленькой двери и повернулся неохотно, со скрипом. Но девушка, шагнувшая в неизвестность и ветер через порог, была не похожа на мисс Кингсли, которую знали мама Хелен и сестрица Маргарет. Её глаза блестели жестко, холодно, с победительной уверенностью, губы были решительно сжаты, а голые плечи не дрожали от холода. Такой взгляд способен был усмирить зверей втрое больше её, напугать любого врага и успокоить любого обреченного. Она была спокойной и сильной. Абсолютнейшей Алисой. И она возвращалась домой. А между тем за дверью действительно были ветер и неизвестность. Ветер растрепал волосы и чуть не сбил с ног ударом в грудь. Что касается неизвестности, то… за дверью был не сад. То есть сад, конечно, но совсем не тот – какие-то газоны в мраморе на горизонте. И яблони. И вишни. И душный запах лилий. Алиса в недоумении обернулась, но ни каменных ступенек, ни двери за спиной, конечно же, не было. - Что ж, наверное, так и должно быть, - задумчиво заметила Алиса самой себе и слегка улыбнулась тому, что неожиданность теперь вызывает не страх, а только дразнящий звон внутри. Должно быть, это Шляпник и называл булатностью. Твердой походкой, странноватой для существа столь незначительных размеров, она двинулась вперед, по подразумевающейся тропинке между стеблей травы, каких-то странно тихих и неподвижных. «Что ж, будем надеяться, что это не Угрюмый Брег. А если и он – что ж, переживем. Не в первый раз в крокей играем, в конце концов. Не в первый, а всё стреньше и страньше играем».
Wind of Underland: В дыму кальяна медленно плывут друг сквозь друга, враг сквозь врага кольца, скользили порывы ветра, расходясь фейерверками, смешиваются запахи насыщенней, чем в листве древних дубов, волнах Кримского моря, седых висках безумцев. Веки опускаются и поднимаются размеренно. Гармонию краткосрочной вечности клубов дыма нарушает только тиканье часов. Тик-так. Абсолему совершенно не зачем слышать это, это долгожданная радость другого. Он испытывает легкую жалость оттого, что она достается ему, но это тоже неважно. А ведь стрелки нарушают тишину не просто так, а в такт чьим-то шагам. Абсолем усмехается и начинает заблаговременно: - И предсказание будущего, в отличие от отражения прошлого и интерпретации настоящего, всегда считалось характерным талантом безумцев. Полагаю, даже у в высшей степени адекватно воспринимающих текущие тенденции ревизионистов от науки не хватит… «Тик-так, тик-так», - отсчитывают стрелки. «Шур-шур», - кто-то старательно огибает каждый изгиб сухой листвы на земле, лишь изредка задевая края полами юбки, почти невесомыми. - … наглости это отрицать. И тем не менее, нельзя не отметить, что такой способ гадания не слишком распространен. Часы отчего-то… Хотя сам владелец часов думает о них, что он им не владелиц, потому что время – это ого-го, и если захочет быть точным, ничто не в силах ему помешать. Как-то так, если формализовать все путанные мысли. - … считаются прибором для точных измерений, а не предсказаний. С другой стороны, столь точные во времени и пространстве предсказания небезосновательно могут претендовать на право называться измерениями. При соответствующем наборе… Шаги ближе и ближе, гость улыбается в усы, вернее, -тья, вернее, в локоны, кружится на ходу. Абсолем это прекрасно слышит. - …повторностей, если их наличие будет достоверно подтверждено. Кто ты, глупая? Абсолем втягивает дым в рот и медленно выпускает – клубы складываются в кольца с волнистыми краями.
Alice: - Абсолем? Удивительное чувство – когда вы оба знаете, что скажете, но всё равно скажете то, что знаете, и есть в этом какое-то приятное ощущение взаимопонимания, соприкосновения потоков мыслей. Вроде общего секрета, словно сценарий пьесы, по которой идет действие, знаете вы вдвоём. Алиса улыбнулась, покорно вдохнула дым кальяна и закашлялась. - Ну зачем всё время так делать? – она взмахнула рукой, чтобы развеять едкое облако. «Сидим, курим, ждём? Дым глотаем, переглядываемся, загадываем загадки». Алиса задумчиво убрала за ухо волнистую прядь - Я Алиса, гостья, у которой всегда много вопросов. Кажется, ты ждал меня, хотя я сама себя здесь не ждала. Где мы? Это место не слишком старается напоминать опушку, куда раньше приводила меня Комната дверей. Место не старалось, это точно – от него веяло душной чопорностью, похожей на весенний аромат нарциссов, хоть и разведенной во много раз вольным сырым грибным запахом. Словно бы здесь всё должно быть не как попало. - Я видела сон, - в задумчивости Алиса по-хозяйски уселась на землю, положив ладони на колени, ничуть не смущенная тем, что стала еще меньше в сравнении с внушительной (психологически) Синей Гусеницей, царственно восседающей на не менее внушительном (физически) грибе, - недобрый сон. Если раньше я считала свои воспоминания и даже вновь нахлынувшие впечатления снами, то сегодня было наоборот – этот сон казался мне совершенно настоящим, что-то вроде конспекта из картин, которых я никогда не видела. «И не мечтала когда-нибудь увидеть, честно говоря». Тревога последних минут полёта в Коридоре-вечно-падающих-вещей вернулась и помахала, как ни в чем не бывало, облезлым хвостиком. Алиса поморщилась, словно рассчитывая выразить незваной гостье свою брезгливость, и, обхватив себя за плечи, подняла взгляд на Абсолема. «Скажи мне, что это всего лишь сон», - хотелось сказать мнительной мисс Кингсли, навсегда оставшейся в адресованных в Англию письмах. - Расскажи мне, что случилось, - сказала Бравный Воин, внимательно глядя на Синюю гусеницу, словно это был, по меньшей мере, университетский профессор, а не… Синяя гусеница.
полная версия страницы